17 августа 1942 годаОперсводка №95 на 6:00 17.08.1942 о выходе Утвенко
https://pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=156030063&backurl=division%5C62%20%D0%B0::begin_date%5C10.08.1942::end_date%5C18.08.1942::use_main_string%5Ctrue::group%5Call::types%5Copersvodki:rasporyajeniya:otcheti:peregovori:jbd:direktivi:prikazi:posnatovleniya:dokladi:raporti:doneseniya:svedeniya:plani:plani_operaciy:karti:shemi:spravki:drugie К
18:00 17 августа в
Оперативной сводке № 96 Штаба 62-й Армии записано:
«Из опроса командиров из состава 33-й гв. сд и 147-й сд установлено, что воздействием противника дивизии расколоты на мелкие группы, которые выходят на восточный берег р. Дон».
Источник: ЦАМО Ф. 345. Оп. 50312. Д. 4. Л. 194.
http://e-libra.su/read/397548-neizvestnyy-stalingrad-kak-perevirayut-istoriyu.html В
Прудбое полковник
Утвенко ещё временно не отстранен от командования
33-ей Гв.СД для выяснения всех обстоятельств.
Полковник Утвенко явился в
Штаб 62-ой Армии для дачи объяснений - поиск "виновных" в катастрофе в самом разгаре, а спросить практически не с кого... Но
"стрелочника" нашли -
генерал-майора Вольхина. Опозорил, бежал, отстранить и придать суду Трибунала...
https://pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=451804001&backurl=author%5CСталФ::end_date%5C31.08.1942::use_main_string%5Ctrue::group%5Call::types%5Copersvodki:rasporyajeniya:otcheti:peregovori:jbd:direktivi:prikazi:posnatovleniya:dokladi:raporti:doneseniya:svedeniya:plani:plani_operaciy:karti:shemi:spravki:drugie::page%5C99
https://pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=133344397&backurl=author%5CСталФ::end_date%5C31.08.1942::use_main_string%5Ctrue::group%5Call::types%5Copersvodki:rasporyajeniya:otcheti:peregovori:jbd:direktivi:prikazi:posnatovleniya:dokladi:raporti:doneseniya:svedeniya:plani:plani_operaciy:karti:shemi:spravki:drugie::page%5C98
1. Командир 147-ой СД, генерал-майор Вольхин за потерю управления дивизией и понесённые потери был отстранён от должности, предан суду военного трибунала, приговорен к расстрелу, лишён воинского звания «генерал-майор». Постановлением Президиума Верховного Совета СССР высшая мера наказания в декабре 1942 года была заменена на 10 лет лишения свободы в ИТЛ с отправкой на фронт и с присвоением воинского звания «майор».
2. Командир 33-ей Гв.СД полковник Утвенко отстранен от командования дивизией и восстановлен в должности и возвращен в дивизию только в середине сентября 1942 после окончания проверки и переправы остатков дивизии через Волгу на восточный берег на переформирование.
3. 10 августа 1942 года погиб при попытке прорыва из окружения командир 229-ой СД полковник Сажин.
4. 11 августа 1942 г. при прорыве из окружения хорватским сводным батальоном 369-го ПП 100-ой ЛПД был взят в плен командир 181-ой СД генерал-майор Т. Я. Новиков с комендантским взводом. Так же было захвачено Знамя 181-й СД. В плену держался мужественно и уверенно. Замучен в плену в 1944 году.
Дивизия расформирована по Приказу НКО СССР № 00248 от 28.11.1942.
5. 7 августа 1942 года погиб в бою командир 196-ой СД комбриг Д. В. Аверин, при прорыве из окружения, спасая Знамя дивизии. Знамя вынес на себе замполит И. С. Желамский. Погибло более 6000 человек. Особым Отделом НКВД 62-ой Армии проводиться проверка командного состава вышедшего из окружения и событий
8-17 августа 1942 года. Проверку в отношении
полковника Утвенко проводит ст.пом.нач.
ОО Штаба 62-ой Армии -
капитан Наумович Валентин Федорович (1908-1986).
https://www.polkrf.ru/poisk-veterana/veteran/naumovich_valentin_fyodorovich_7824/https://pamyat-naroda.ru/heroes/?static_hash=ee8545532d6e142f91d09115a0303f3av1&last_name=Наумович&first_name=Валентин&middle_name=Федорович&group=all&types=pamyat_commander:nagrady_nagrad_doc:nagrady_uchet_kartoteka:nagrady_ubilein_kartoteka:pdv_kart_in:pdv_kart_in_inostranec:pamyat_voenkomat:potery_vpp:pamyat_zsp_parts:kld_ran:kld_bolezn:kld_polit:kld_upk:kld_vmf:potery_doneseniya_o_poteryah:potery_gospitali:potery_utochenie_poter:potery_spiski_zahoroneniy:potery_voennoplen:potery_iskluchenie_iz_spiskov:potery_kartoteki:potery_rvk_extra:potery_isp_extra:same_doroga&page=1&grouppersons=1
Шифрограмма Штаба 62-ой Армии от 17.08.1942 о прибытии п-ка Утвенко.
Текст передан по телеграфу БОДО -
гв. красноармеец Клыкова Евдокия Федоровна (1914).
В последствии, уже через месяц, когда всё что осталось от
33-ей Гв.СД переправят за
Волгу,
п-к Утвенко будет об этом рассказывать
Константину Симонову Симонов знал
Утвенко еще по
41-му году, по
24-й армии, когда под
Ельней с дивизии сняли
г-л/м-ра Котельникова и поставили командовать
майора Утвенко.
От майора до полковника за 1941 год...Это писал в отчете
гв. полковник Утвенко ещё ДО интервью
Константину Симонову.
(Добавлено ВБВ 14.08.2017)В ЦАМО есть рукописный вариант, но он плохо "читабелен"...
Константин СимоновТекст книги "Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы"
Я уже упоминал о пропавших сталинградских блокнотах, но в одном из них, сохранившемся, есть запись разговора с Александром Ивановичем Утвенко, командиром 33-й гвардейской дивизии, в которой мы были на митинге и делали полосу для газеты.
Сам разговор с Утвенко происходил в спокойной обстановке в деревне, в хате на том берегу Волги, после нашего возвращения из Сталинграда. Но его рассказ обо всем, что он пережил во время летних боев сорок второго года, вплоть до 6 сентября, когда остатки его дивизии вывели за Волгу, может служить своего рода предисловием к Сталинграду.
Перечитывая сейчас эти записи о том, как летом сорок второго года дралась одна из отступавших к Сталинграду дивизий, я как-то заново подумал: Сталинград устоял не только потому, что его непосредственные защитники сделали все, что было в силах человеческих, но и потому, что еще задолго до этого, летом, люди, сложившие свои головы на дальних подступах к Сталинграду, своим упорством надорвали силы немцев.
Как раз об этом и дают известное представление те страницы из рассказа полковника Утвенко, который мне кажется уместным здесь привести:
«…На Западном фронте был контужен, потом ранен тремя пулями в руку, в ногу и в грудь под Рузой почти под Новый Год. Лечился до марта. Был предназначен для тыловой работы, командовал резервной дивизией, оттуда срочной телеграммой был вызван принять 33-ю гвардейскую.
Принял дивизию, когда она уже заняла оборону. 23 июля немцы навалились на нас несколькими дивизиями при протяженности нашего фронта в двадцать два километра. На правом фланге прорвались танки, а на левом отошел сосед.
Я постепенно загибал фланги и в конце концов занял круговую оборону общей длиной в пятьдесят шесть километров. Использовал в обороне подвижной резерв – 17 танков с автоматчиками.
С 24 по 27 июля была прервана связь с армией. Потом возобновилась и 6 августа порвалась совсем.
Наши – слева и справа – ушли за Дон. Я держался и по приказу и потому, что считал себя опорным пунктом, опираясь на который наши могли бы перейти в наступление. Чувствовал, что сковываю одну дивизию немцев целиком и две частично. До 9 августа вел кровопролитные бои.
Нас бы быстро съели, если бы мы не зарылись в чистом поле в землю выше головы. Оставалось все меньше боеприпасов и продовольствия. Раненых ночами на повозках, на верблюдах отправляли в тыл.
К вечеру 9 августа, когда получили приказ по радио уходить на восток, у меня оставалось от дивизии не больше трех тысяч человек.
Немцы тоже несли большие потери*. Во время этих боев на одном только участке батальона капитана Ермакова ( командир 3-го батальона 91-ой Гв.СД - прим. ВБВ) мы сами, своими руками стащили в овраг 513 немецких трупов**, потому что мы контратаковали и устояли на месте и много убитых немцев оставалось в глубине нашей обороны. Так что нечем было дышать, смрад.
* - По показаниям
пленных 113 ПД,
дивизия в настоящее время состоит из
260 и
268 ПП, а
261 ПП расформирован в следствии больших потерь, которые дивизия понесла на СТАЛИНГРАДСКОМ НАПРАВЛЕНИИ; в настоящее время в ротах
260 и
268 ПП по
60-70 человек.
Источник: Разведывательная сводка штаба СталФ 19.08.1942 г.https://pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=132658191&backurl=author%5CСталФ::end_date%5C31.08.1942::use_main_string%5Ctrue::group%5Call::types%5Copersvodki:rasporyajeniya:otcheti:peregovori:jbd:direktivi:prikazi:posnatovleniya:dokladi:raporti:doneseniya:svedeniya:plani:plani_operaciy:karti:shemi:spravki:drugie::page%5C6** - Скорее всего, это суммарные потери 536-го ПП 384-ой ПД и 260-го ПП, 261-го ПП и сапбата из 113-ой ПД.
В контратаках брали у немцев трофеи
***, в том числе взяли
19 ручных пулеметов. Голодая без наших патронов, выбрасывали ночью вперед, на высотки, пулеметчиков с многотысячными запасами немецких патронов, и они там бились до конца, не давая немцам подходить к нашим основным позициям.
*** - Это совпадает с описанием захваченных трофеев, после боя с 536-ым ПП в ЖБД 384-ой ПД 1 августа 1942 года:Противник с сильной танковой поддержкой произвел контратаку против наступавшего 536-го пехотного полка. Полк при этом понес существенные потери.
Потери 536-го пехотного полка за 1.8:
Офицеров – убито 2 и ранено 3, всего 5; унтер- офицеров – убито 10, ранено 37, пропало 2, всего 49; рядовых – убито 41, ранено 93, пропало 26 всего 160.
Потери в вооружении – 18 легких пулеметов, 4 тяжелых пулеметов, 3 легких миномета, 6 тяжелых минометов, 3 ПТО 3,7-см, 55 винтовок, 10 автоматов, 2 радиостанции и прочее имущество.
С самых первых дней было туго с едой – слишком далеко от всего оторвались в степях.
6 августа стало почти нечего есть.
Варили и ели пшеницу, драли ее на самодельной крупорушке. К 9-му есть было уже совсем нечего.
К моменту приказа о прорыве на восток у меня было до трех тысяч людей, семнадцать орудий, тринадцать легких танков.
Двинулись двумя колоннами напролом через овраги. Пушки – на руках. Прорвались на узком фронте, потеряв около трехсот человек.
Немцы за ночь и утро перекинули полк пехоты еще восточнее нас и опять закрыли кольцо.
11-го с четырех часов утра снова начался бой. Нас бомбили и атаковали танками. Общий бой шел до полудня, а потом нас рассекли на группы.
Сопротивлялись до конца. Я сам пять раз перезарядил маузер. Секли из автоматов. Несколько командиров застрелилось. Было убито до тысячи человек, но жизнь продали дорого. Один вынул из кармана листовку и пошел к немцам. Галя, наша переводчица штаба дивизии, крикнула: смотрите, гад, сдается! И выстрелила по нему из маузера.
Танки били по нас в упор. Я стрелял из последней пушки. У пушки кончились снаряды, шесть расчетов было выбито, адъютанта убили. Немцы подскочили к орудию, я прыгнул с обрыва в болото, метров с девяти, там осока высокая. Снаряд ударил в ногах и всего завалил грязью. Сверху на обрыве сидели немцы, а я то терял сознание, то слышал, что говорили. Отовсюду еще доносились выстрелы.
Уже в темноте с двумя бойцами выполз наверх, на следующий обрыв. Там нашли еще четырех человек, потом набралось двадцать. День пересидели в подсолнухах.
В сорок первом году тоже выходили из окружения. Осенью я плыл через реку Угру, разламывая ледяную корку. Виски кололо, как иголками, но выбраться, выбраться… И выбрался!
Но это все семечки по сравнению с нынешним, летним, где за каждый грамм воды – драка. За воду ходили драться. Бросали гранаты, чтобы котелок воды отбить у немца, а жрать было нечего.
Я гимнастерки своей не менял, шел из окружения со шпалами. Если умирать, так надо в своей форме. Форму получить полковничью, а умирать в гражданском платье – это тяжело, это позор! А тем более нам. Я бы без Советской власти батраков был.
Набралось сто двадцать человек с оружием, и переплыли через
Дон. Утонуло восемь человек. Днем шли группами по азимуту. Ночью собирались.
у меня температура была до сорока. Новый мой адъютант
Вася Худобкин фельдшер, акушер; он должен был женщин лечить, а ему пришлось мужчин. Но он больше немцев убил, чем наших вылечил. И через
Дон переплыл без штанов, но с автоматом…
После переправы через
Дон я собрал шестьсот человек с оружием, и мы еще с
16 по
25 августа держали оборону под
Алексеевкой. А потом со
2 по
6 сентября дрались под
Сталинградом.
После этого осталось от
дивизии сто шестьдесят человек.
Для себя лично еще не пожил ничего, все для дела. Уже стареем, а еще не жили. Я сам себя не знал до боев, каков я. А теперь мне осталось только воевать, теперь мне уже никто не напишет – «береги себя». Я ни о чем не думаю, я только думаю, чтобы умереть в Киеве…»
Александра Ивановича Утвенко я встречал и потом, и на войне и после войны. Но он уже никогда не возвращался к тому своему рассказу, который остался у меня в блокноте. Да и никогда потом больше я его не видел таким, как в ту ночь в деревне за Волгой, когда считанные дни отделяли его от того последнего боя.
Человек военный до мозга костей, умеющий держать себя в руках, в ту ночь он вспоминал пережитое, не сдерживая чувств и не стыдясь слез. Мне кажется, что эти слезы чувствуются в каких-то местах моей записи его тогдашнего рассказа о лете сорок второго года.
Наверное, не лишним будет сказать, что тогдашние горькие слова Утвенко: «осталось от дивизии сто шестьдесят человек» – к счастью, оказались неточными.
Из окружения вырвались не только Утвенко и те, то был с ним. Вырвались с оружием в руках и отрезанные немцами от Утвенко другие части дивизии во главе с полковником Г. П. Барладяном.
Судьбой военфельдшера Васи Худобкина, о котором упоминал в своем рассказе Утвенко, прочтя в журнале мой дневник, заинтересовался бывший ведущий хирург одного из сталинградских медсанбатов Павел Владимирович Чебуркин:
«…Мы развернулись на окраине поселка завода «Красный Октябрь», здесь нашли политотдел нашей дивизии, но буквально через несколько часов все работники политотдела были убиты авиабомбой! Где-то здесь в расположение наше вышел Утвенко, которого его адъютант-фельдшер тащил на себе 10 километров.
Мои помощники оказывали ему помощь, он был ранен в ноги – я не запомнил фамилию того фельдшера, теперь Вы ее напомнили – Худобкин. Интересно, жив ли он?..»
Пришлось ответить, что – нет. Умер пятидесяти шести лет от роду, немного не дожив до тридцатилетия Победы. «Умер от ран войны» – как он сам когда-то написал мне про Утвенко вспоминая, как был на могиле своего умершего в пятьдесят лет генерала.
С Худобкиным я встречался на войне и позже, в сорок третьем, но несколько слов о нем хочется сказать именно здесь. Война, уже после того как он довоевал ее до конца, все-таки записала его в инвалиды.
И в сорок втором, и в сорок третьем он казался мне человеком богатырской силы и здоровья, и я не догадывался, что уже тогда его иногда била эпилепсия – результат первой из контузий, под Керчью.
Характер этого человека, пожалуй, лучше, чем я, объяснят выдержки из его послевоенных писем:
«…Теперь это все осталось только воспоминания, а как мог вынести человек такое? Сейчас, конечно, я не полезу ни в одну реку, а в те годы мне было двадцать четыре, вес – девяносто восемь килограмм, я ни о чем не думал, просто с ходу подошли к Дону, разделся догола, одежду свою привязал к полутораметровому баллону, себе на спину привязал Утвенко и айда через Дон как был.
Вытащил Утвенко, и тут же на берегу меня, голого, начала бить эпилепсия. Вот тут-то Утвенко и сказал: «Господи, как это не случилось с тобою в реке!» А я пришел в себя, ответил: «Раз здесь нашей смерти нет, значит, в войну не умрем, будем живы». И он засмеялся…» «…В то время я вообще был – зверь, сила и здоровье были огромные, а дух еще сильнее. То, что я видел в Крыму, начиная от Феодосии до Керченского пролива в мае сорок второго, это был ад. Когда меня, тяжело раненного и контуженого, вывезли из Крыма, после этого я вообще о смерти не думал, так как мать получила похоронную и отпела сына по русскому православному обычаю. А раз мать отпела – отпетые живут долго! Не дай бог больше такого никогда, что вынес наш народ. Смерть, холод, голод, расстрелы, виселицы – а на колени не встал. Перенес все…» «…Сколько приходилось мне воевать вместе с солдатами трусов почти не видал. Сам я получил три ранения и две контузии. Ранения это заживает, а вот контузия, она так и остается на всю жизнь. Да, жизнь идет к закату, мне пятьдесят пять лет, идет пятьдесят шестой, это полбеды, но Гитлера помнить до могилы буду – за все его коварство. Что Вас интересует о войне, пишите, ведь я дошел до Праги. Освобождал Румынию, Болгарию, брал Будапешт, Вену. Повидал многое, хорошего и плохого. Тогда был молод…»
К тому, что я уже рассказал о нашей поездке в
Сталинград, остается добавить немногое.
Для полноты картины упомяну, что мы с Ортенбергом побывали в Волжской речной флотилии, базировавшейся где-то в рукавах и затонах левого берега. Добирались мы туда из бригады Горохова и обратно из флотилии снова вернулись на сталинградский берег, туда же, к Горохову, поэтому в моих записках и упомянуто, что, когда мы уезжали из Сталинграда, это была уже четвертая по счету переправа через Волгу.
Переправившись в пятый раз у Дубовки, мы пробыли несколько дней в частях Сталинградского фронта, еще не переименованного тогда в Донской.
Корреспондент «Красной звезды»
Василий Игнатьевич Коротеев, с которым мы в сталинградскую поездку почти всюду бывали вместе, вернулся в город. До войны он был секретарем Сталинградского обкома комсомола, ему был знаком там каждый дом, и он особенно тяжко переживал зрелище нескончаемых, на десятки километров тянувшихся вдоль Волги развалин.
У меня сохранился снимок, который сделал
Темин на сталинградской переправе. Вдали, во весь снимок, панорама дымящегося города. Когда я смотрю теперь, через много лет после войны, на этот снимок, я всегда вспоминаю покойного
Васю Коротеева. На этом снимке он смотрит через
Волгу на горящий
Сталинград и на его искаженном страданием лице такое выражение, как будто у него только что, вот сейчас, на его глазах убили отца и мать…
[/i]
https://iknigi.net/avtor-konstantin-simonov/56521-raznye-dni-voyny-dnevnik-pisatelya-t2-1942-1945-gody-konstantin-simonov/read/page-12.html