1гв Донской ТК Солдаты Полка
http://www.politpros.com/journal/read/?ID=106&journal=36Война. Это грозное слово живёт и всегда будет жить в наших сердцах. Хорошо помню тот ясный солнечный день 22 июня 1941 года, когда услышал по радио о нападении фашистской Германии на нашу Родину. А было мне тогда шесть лет. Мой отец в то время служил в Средней Азии, и его танковую часть срочно перебрасывают под Москву, а я с матерью и сестрой вынужден направиться на Кавказ к родственникам. Начинается пора не только постоянных бомбёжек и голода, но и не покидающего страха за жизнь отца.
Мой отец, Николай Михайлович Филиппенко, — профессиональный военный. Ещё будучи курсантом военного училища он в 1928—1930 годах участвовал в боевых операциях по освобождению Кавказа от бандформирований. В 1937—1940 годах выполнял спецзадание по доставке оружия и боеприпасов китайской армии для борьбы против японских захватчиков. Боевой путь в Великой Отечественной он начал в должности заместителя командира танкового полка, затем был назначен на должность командира танковой бригады.
Под его командованием бригада участвовала в боях в сражениях под Сталинградом, в боях под Воронежем, в Орловско-Курской битве. За освобождение города Калача мой отец был награждён высшей наградой Родины — Орденом Ленина и Золотой медалью Героя Советского Союза. Взятием города Калач было завершено окружение всей группировки противника под Сталинградом. А фронтовые дороги вели его в новые битвы, в которых решалась судьба страны. В 1943 году на Брянском фронте бригадой в деревне Весёлая была уничтожена 56-я немецкая дивизия.
В послевоенный период мой отец, генерал-лейтенант Н.М.Филиппенко, был назначен заместителем командующего по танковым войскам в армию, дислоцированную в Армении. Затем командовал Кантемировской дивизией, а завершил службу в должности заместителя командующего Московским военным округом. Он является почётным гражданином города Калач, его имя внесено в список героев Великой Отечественной войны и увековечено в Сталинграде и на Поклонной горе в Москве.
Предлагаемые читателю воспоминания — это фрагмент из его неопубликованной книги. В 1980 году отец написал мемуары о своей жизни и боевом пути, о сражениях в годы великой войны. Рукопись была уже отредактирована и готова для сдачи в печать. Но смерть помешала изданию мемуаров.
Выполняя приказ
В июне 1942 года 19-я танковая бригада, входившая в состав 5-й танковой армии Брянского фронта, участвовала в нанесении контрудара по танковой группировке противника под Воронежем. Это было одно из тяжелейших встречных танковых сражений. В районе Землянска от сотни танков, подбитых на поле боя, несколько дней слался чёрный дым. В нашей бригаде почти все танки были разбиты, потери убитыми составили 317 человек, погиб командир бригады полковник С.А.Калихович.
27 июля по приказу Ставки Верховного Главнокомандования наша бригада была выведена для переформирования на подмосковную станцию Лось. Меня назначили командиром бригады. За короткое время бригада была полностью укомплектована людским составом и материальной частью. 12 августа поступил приказ двигаться на подмосковную железнодорожную станцию Мытищи. Там мы погрузились в три эшелона и на следующий день разгрузились на станции Самозвановка, за Тулой. К исходу дня 14 августа бригада сосредоточилась в районе совхоза «Диктатура» Плавского района.
Два месяца 19-я бригада усиленно занималась боевой подготовкой. Три раза танкисты совершали 100-километровые марши, учились прицельной стрельбе на максимальных скоростях. На сложной местности пехота обучалась вести наступление совместно с танками. Стрелковые окопы неоднократно утюжили танки.
К этому времени обстановка на фронтах ещё более осложнилась. Пал Крым, враг подошёл к Сталинграду, его полчища рвались к кавказской нефти.
20 октября 1942 года наша бригада получила задание заготовить для Москвы 120 кубометров дров. С огромным энтузиазмом работал каждый танкист, уверенный, что и его бревно будет обогревать родную столицу. И вдруг мы узнаём, что дрова вывезены в сторону фронта, на станцию Выползово.
— Будем строить землянки… Опять проклятая оборона! — звучали возбуждённые голоса бойцов. В ту пору они к обороне относились как к позору. Люди стремились только вперёд, они были готовы к самопожертвованию.
22 октября 1942 года поступил приказ двигаться на железнодорожную станцию Выползово, где произвести погрузку в эшелоны. На станции громоздились поленницы дров. Было приказано грузить танки на платформы и со всех сторон обкладывать их брёвнами. Кто-то со смехом произнёс:
— Вот и знакомые дрова! Крепко придумали.
Другие говорили:
— Эти дровишки хорошо «согреют» немцев зимой!
— А ну-ка дружнее! Башенный, получше прячь нашу «Танюшку», чтобы сам чёрт не разобрался в этих дровишках!
Зазвучала песня «В бой за Родину». В ритм песни танкисты стали подбрасывать брёвна на платформы.
Многие задавали вопрос: «Почему погрузка на станции у самого фронта?». Все гадали, куда направится бригада. Одни считали, что на Ленинградский фронт, другие — на Западный, а некоторые полагали, что бригаду перебросят под Сталинград. Однако всё это были только догадки. Военная тайна соблюдалась строго.
Но вот погрузка была закончена, и эшелоны двинулись в путь. Без указания маршрута следования. Никому, даже мне как командиру бригады, не была известна конечная станция следования. И лишь когда эшелоны прибыли на железнодорожную станцию Кулымга Сталинградской области, стало ясно, что местом предстоящих боёв будут донские степи.
После разгрузки, ночью, бригада совершила 50-километровый марш-бросок и сосредоточилась в лесу, восточнее станции Глазуновской. Со 2 по 5 ноября 1942 года штаб бригады усиленно проводил рекогносцировку места предстоящей переправы через Дон у Ярского-2, которую было приказано совершить 7 ноября к 20 часам.
День 7 ноября бригада встретила с особым подъёмом. Утором были проведены беседы, посвящённые 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Повара приготовили праздничный обед. А с 17.00 начали переправу через Дон, которую закончили в 20.00, точно уложившись в график.
Мы вышли на исходный рубеж — лесной массив в двух километрах северо-западнее Синюткина. На этом рубеже штаб бригады произвёл рекогносцировку путей к переднему краю и сам передний край обороны противника.
Наша техника была зарыта в землю и тщательно замаскирована. В полной боевой готовности мы ждали приказа командования.
На 17 часов в бригаде был назначен смотр боевой готовности, который должен был проводить командир корпуса генерал А.Г.Родин. Но в ночь на 17 ноября поступило сообщение, что смотр будет проводить представитель Ставки Верховного Главнокомандования. Утром 17 ноября к штабу бригады подъехала кавалькада машин. Из третьей машины вышел генерал Г.К.Жуков. Его сопровождала большая группа генералов и офицеров.
Смотр был очень подробный. Дело дошло даже до проверки НЗ личного состава. Но всё обошлось. У каждого бойца и командира на месте оказались и сало, и галеты, и водка. Генерал Жуков поблагодарил личный состав бригады за хорошую подготовку, пожелал успеха в предстоящих боях и уехал. Мы поняли, что на таком высоком уровне смотр был проведён неспроста, и надо ожидать больших событий. Так оно и было.
В тот же день 17 ноября 19-я танковая бригада получила боевой приказ штаба 26-го танкового корпуса. Нам предписывалось с утра 19 ноября войти в прорыв на участке 124-й стрелковой дивизии и выйти на рубеж Кочкарник, затем во взаимодействии со 157-й танковой бригадой и частями 21-й армии уничтожить перелазовскую группировку противника и сосредоточиться у Максари, имея в виду дальнейшее направление на Калач. Справа наша бригада соприкасалась с частями корпуса, слева частей не было.
Против нашей бригады оборону держали 8-й и 32-й пехотные полки 5-й пехотной дивизии румын. За три месяца до нашего подхода румыны и итальянцы на этом участке отрыли сплошные траншеи, преградили путь проволочными заграждениями, заминировали все возможные места для прохода танков, на дорогах были расставлены десятки противотанковых орудий.
К рассвету 19 ноября 19-я танковая бригада в ротных колоннах была сосредоточена на исходных рубежах, ожидая сигнал для атаки. Всё небо закрывали низкие тяжёлые облака. Это служило отличной маскировкой нашим войскам против воздушной разведки врага.
В 11 часов 30 минут радист командирского танка старший сержант Пугачёв принял сигнал: «Быстров выехал», и по моему приказу ответил: «Железнов выехал за Быстровым». После этого сигнала наша бригада двинулась на исходный рубеж для ввода в прорыв. Последовала мощная артиллерийская подготовка, после которой вперёд вышел 237-й танковый батальон майора С.Д.Боровкова. Танковые тральщики сходу проделали три прохода в минных полях первых вражеских позиций, но на вторых позициях были встречены сильным противотанковым огнём. Потеряв 4 танка и один тральщик, батальон Боровкова остановился. Я приказал ввести в бой второй эшелон бригады, но и это не помогло. Прорвать оборону противника мы не смогли.
…Туман становился всё гуще и гуще. Видимость снижалась. Пошёл снег. Огонь немецких противотанковых орудий всё усиливался. Под его прикрытием приближались густые цепи немецких автоматчиков. То и дело слышались крики раненых: «Санитарка! Санитарка!». И на каждый возглас раненого появлялась санитарка Алла Шестакова. Она спасла жизнь многим бойцам, вовремя вынося их с поля боя и оказывая первую медицинскую помощь.
Связь с руководством корпуса была потеряна. На помощь мы не рас-считывали, а своими силами и средствами прорвать оборону противника бригада не могла. Выслушав предложения командиров батальонов и начальника штаба, я принял решение: для прикрытия и демонстрации оставить на месте одну танковую роту и роту мотострелков с противотанковой батареей, а остальные части скрытно отвести на исходные позиции и резким поворотом направо выйти на участок соседа.
Так и сделали. Под покровом ночи бригада отошла назад, уклонилась направо и, набрав большую скорость, танки стремительно двинулись вперёд. Со стороны противника мы не встретили почти никакого сопротивления.
В некоторых исторических источниках встречается указание на то, что 19-я танковая бригада 19 ноября 1942 года не смогла сходу войти в прорыв, но при этом не даётся анализа причин. Дело же обстояло таким образом.
На участке ввода в прорыв 19-й танковой бригады планировалось провести предварительную артиллерийскую подготовку и наступление 124-й стрелковой дивизии, усиленной танковой бригадой подполковника К.Г.Кожанова. Они должны были действовать на левом фланге корпуса и всей 5-й танковой армии. На самом же деле эти два соединения сосредоточили свои усилия в центре построения боевого порядка 5-й танковой армии. Не получив планируемой поддержки, наша бригада была вынуждена оставить первоначальное направление и выйти на участок соседа слава.
Обходя опорные пункты фашистов (посёлки Верхне-Фоминский и Жирки), бригада вклинилась глубоко в тыл противника. 20 ноября 1942 года, в 8 часов утра, в районе высоты 204 мы атаковали вражеские позиции. За 30 минут боя было уничтожено два полка фашистской пехоты, а 900 солдат и офицеров взяты в плен. В этом бою особенно отличились танкисты майора Боровкова и старшего лейтенанта Изюмова.
В 16 часов с северо-востока на высоте 200 метров показался немецкий самолёт-разведчик. Раздалась команда: «Воздух! Огонь!». Из всех видов оружия бригада открыла ураганный огонь. Несколько трассирующих огненных нитей пронзили кабину самолёта. Появился первый дым. Объятый пламенем фашистский самолёт рухнул на землю и взорвался. Ликованию наших воинов не было предела.
…Бригада стремительно двигалась вперёд. Одно только удручало: почти сутки мы не могли установить связь с корпусом. Обходя крупные опорные пункты противника, бригада по пути движения громила мелкие группы противника и его обозы.
Вечером 21 ноября бригада достигла окраин станицы Добринка. Разведка установила, что в станице расположена большая пехотная часть. Танки остановились в двух километрах от станицы, чтобы шумом моторов не выдать своего присутствия. Один мотострелковый батальон окружил станицу, а второй ворвался в село и уничтожил фашистов. Ни одному «фрицу» не удалось уйти. Танкисты расквартировались по домам.
Утром следующего дня военфельдшер Тамара Кукушкина подошла к колодцу, чтобы набрать воды для приготовления пищи. Забросила ведро вниз, но оно там обо что-то глухо стукнулось. Воды не было. Принесли «кошку». Из колодца вытащили трупы 19 наших мальчиков в возрасте от двух до тринадцати лет. Зная, что подходят советские войска, немцы их утопили. Наши воины в гневе неистовствовали. Они клялись отомстить проклятому врагу.
В это время к Тамаре Кукушкиной подошли жители станицы:
— Доктор, помогите одной женщине. Ей плохо.
Наш военфельдшер пошла со станичницами. Они привели её в дом, где отчаянно рыдала молодая женщина. Она вся дрожала. Глаза были безумными.
— Что случилось? — спросила Кукушкина.
— Перед вашим приходом немец-постоялец бросил её двухлетнего ребёнка в печку, потому что тот плакал.
Узнав ещё про одно зверство, танкисты стали рваться в бой. Я отдал приказ атаковать станицу Плесистовскую. На максимальных скоростях танкисты рванулись вперёд и к часу ночи овладели ею. Немцы в панике бежади, бросив машины, склады, оборудование. Нашими трофеями стали не менее 400 машин и 300 мотоциклов. Мы освободили около 300 наших военнопленных, большинство которых сразу же влились в нашу часть.
Но задерживаться на месте мы не имели права и в 4 часа утра двинулись вперёд — для выполнения задачи по захвату переправы через реку Дон и города Калача. На рассвете 22 ноября внезапной атакой 19-я танковая бригада освободила станицу Калачинскую и, не задерживаясь, двинулась вперёд в направлении хутора Ложки и деревни Берёзовки. Это был последний барьер на пути к переправе через Дон. Немцы поняли, что отдать переправу — значит, пропустить наши войска за Дон. Поэтому здесь они заранее организовали оборону. Больше 100 танков немцы использовали как неподвижные огневые точки. Весь рубеж был максимально насыщен миномётами и пулемётами. Огонь был настолько сильным, что наши автоматчики залегли и стали зарываться в землю. Горели наши танки. Но момент упускать было нельзя.
Я встал во весь рост, выхватил маузер и громко скомандовал:
